Теперь ты ее видишь - Страница 57

Женщина, чьи ноги и обувь изображены на картине, уже мертва либо скоро умрет. Суини чувствовала это каждой клеточкой своего существа. Мысль о том, что рисунок появляется только тогда, когда умирает кто-то из ее знакомых, казалась не слишком убедительной, поскольку ее подкреплял лишь один-единственный случай, однако инстинкт подсказывал Суини, что истина где-то рядом. Наверняка она знакома с этой женщиной. Возможно, та еще жива, и именно потому Суини не закончила картину, не нарисовала ее лицо. Если она поспешит завершить работу, попытается предсказать будущее, вдруг ей удастся каким-то образом предотвратить смерть. Например, посоветовать этой женщине осторожнее переходить улицу. На холсте было слишком мало деталей, чтобы точно определить место, даже сообразить, происходит ли это на улице или в помещении, но если Суини осознанно закончит картину, не ожидая ночного вдохновения…

Мысль о том, какую ответственность налагает на нее этот новый дар, поразила Суини словно удар грома. Именно дар, а не тяжкое бремя, хотя, конечно, приятного в этом немного. И не безумие, иначе новообретенные способности не раздражали бы ее. По каким-то таинственным причинам Суини изменилась, и в ходе перемен обрела особые способности. Зеленые огни светофоров, буйно цветущие растения, умение предугадывать вопросы телевикторины, прежде чем они были названы, даже способность видеть призраков — все это лишь прелюдия, этапы развития. Суини казалось, что перед ней открывается дверь в иные миры, и открывается медленно, потому что она не смогла бы выдержать все разом.

Возможно, дверь и сейчас еще не распахнулась до конца. Изображение мертвого Илайджи Стокса возникло после того, как он погиб. Следующий рисунок, вне всяких сомнений, предсказывал будущее. По мере того как дверь будет открываться, являя взгляду Суини все более широкие горизонты в новых мирах, будут расширяться и ее возможности. Она сможет предупреждать людей, предотвращать их гибель. Суини не задумывалась о том, до каких пределов разовьется ее дар, поскольку, по ее мнению, он развивался непрерывно. Что, если ее ясновидение не ограничится только знакомыми людьми? Может, в ней зреют и иные дарования, ожидая случая проявить себя.

Суини не хотелось этого. Она жила в полном согласии со своим замкнутым миром, который отгораживал ее от других людей и не позволял никому приблизиться к ней. Суини знала, что кое-кто из психоаналитиков объяснил бы эти наклонности тем, что в детстве ей приходилось защищаться, мысленно отделяя себя от окружающего мира, и она была готова признать их правоту. Но перемены вынудили ее раскрыться навстречу другим людям, заметить и почувствовать их, и девушка не знала, захочет ли вернуться в свое прежнее состояние, даже если получит такую возможность. Теперь у нее есть Ричард. Суини не вполне осознавала, какие чувства он вызывает в ней, и боялась даже пытаться обозначить их словами, но понимала, что ее жизнь станет беднее без Ричарда. В душе Суини зарождалось влечение, страсть, осторожно раздуваемая Ричардом, и теперь она уже не чувствовала бы себя счастливой, если бы не изведала ее до конца.

Корабли сожжены. Вместо того чтобы сопротивляться переменам или стараться не замечать их, Суини придется раскрыться навстречу новым впечатлениям. Впервые в жизни она должна жить по-настоящему.

Как бы ни нравился ей рисунок младенца с шариком, она более не могла на нем сосредоточиться, ибо то и дело поглядывала краешком глаза на тот, другой холст. Надо подождать. Подождать наступления ночи, когда сон снимет барьеры сознания… либо просто набраться терпения. Может, вдохновение придет уже сейчас.

Суини приблизилась к мольберту, как к ядовитой змее, — осторожно, готовая броситься наутек. Ее сердце билось словно молот, дыхание участилось и стало неглубоким. Что с ней происходит? Ведь это всего лишь картина, при всей ее таинственности и загадочности. Ладно, допустим, это не просто картина, но уж никак не змея. Искусство было стихией Суини; она умела передавать игру теней и соотношение размеров, владела перспективой, знала, как управлять освещением посредством толщины красочного слоя, умела выделять предметы или отодвигать их на задний план соответствующим выбором оттенков. Поскольку искусство оказалось и средой для выражения ее новых способностей, она могла попытаться взглянуть на картину с точки зрения профессионала, оценить ее художественные достоинства и в дальнейшем исходить из этой оценки.

Да. Это ей по силам. Немного успокоившись, Суини на всякий случай несколько раз глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть на холст непредвзятым взглядом.

Композиция и масштаб были безупречны. Нога женщины располагалась таким образом, будто та только что упала. Туфля лежала сбоку именно так, как если бы свалилась при падении. Изящные дорогие туфли-лодочки на высоких шпильках, на черной коже играет отблеск света. «Что-то с ними не так, — подумала Суини, нахмурившись. — Чего-то в них не хватает».

Ей никак не удавалось сообразить, в чем тут дело. Все основные части обуви были налицо — подошва, каблук, верх. Но Суини могла бы выбрать любой из бесчисленных фасонов, любое из самых разнообразных украшений. Вероятно, этот выбор возможен только во сне, когда она подвержена внушению извне.

Мужская туфля также насторожила Суини, и не потому, что ей не было пары, а из-за того, как она располагалась. Судя по всему, мужчина стоял вплотную к женщине и в упор глядел на нее сверху. Случайный зевака едва ли окажется так близко к лежащему телу. Человек, прибежавший на помощь, сидел бы на корточках. Полицейский… В каком положении находился бы полицейский? Наверняка он тоже присел бы на корточки, подумала Суини. Так же поступил бы и врач. Если судить по тому, как располагалась туфля, ее обладатель…